О чем говорят суды над кантаровцами? Интервью с Димашем Альжановым

Наше издание довольно подробно освещает судебные процессы над участниками событий января 2022 года. Почти все они оканчиваются обвинительными приговорами, несмотря на обилие нестыковок в ходе следствия и судов, на что указывают адвокаты и правозащитники. Складывается мнение, что суды эти – не торжество правосудия, а политический заказ.

Но в чем цель этого политического заказа? Чего хотят (или не хотят) власти? Об этом мы поговорили с политологом Димашем Альжановым.

— Димаш, если посмотреть на судебные процессы над участниками январских событий, практически все они оканчиваются реальными сроками. Но ведь Токаев говорил, что государство готово и должно быть гуманным, даже амнистия объявлялась. А в итоге  за призыв «Шал, кет!» сейчас выносят приговор, связанный с реальным лишением свободы или осуждают даже погибших в ходе протестов. Почему?

 — В январе 2022 года режим испытал шок — прямую угрозу потери власти. Поэтому, чтобы обеспечить свое выживание и сохранить власть, режим перешел к подавлению протестов.

На первой стадии было применено огнестрельное оружие и пытки, чтобы взять под контроль улицы и пресечь дальнейшую мобилизацию граждан.

Далее, после стабилизации ситуации, Токаев и его администрация перешли к показательным судам над участниками протестов, чтобы снизить риски потери власти, внушить обществу страх и отбить у него всякое желание выступать против правительства.

Репрессии – это один из форматов взаимодействия действующего режима с обществом и политическими оппонентами. По мере роста угрозы власти, меняется интенсивность и виды репрессий, но полностью они не уходят. И, как мы видим, нет принципиальной разницы, кто — Назарбаев или Токаев — стоит во главе режима, методы у них одни и те же.

Что качается риторики Токаева о гуманном государстве, справедливости и амнистии, то это ориентировано на внутреннюю и внешнюю аудиторию, чтобы смягчить негативный эффект от репрессий и поправить свой имидж. При всем цинизме, что мы наблюдаем с января прошлого года, я бы не относился к этим заявлениям серьезно.

— Неужели во власти не задумываются, что таким подходом они плодят из относительно лояльных и даже аполитичных казахстанцев (многие из попавших под пресс говорят, что в местах протеста оказались волею случая) новый класс политзаключенных?

— Там руководствуются иными мотивами: по их мнению, чтобы обезопасить свое правление, надо снизить мобилизационный потенциал общества, запугать его, показательно осудить протестовавших граждан и изолировать активистов и политиков. Это логическое продолжение политической линии, которая в стране доминирует с середины 90-х годов.

Да, репрессии, как правило вызывают ответную реакцию со стороны общества и стимулируют месть. Но, даже имея перед собой пример Назарбаева, Токаев и его администрация менять свой курс не хотят. Примирение с обществом подразумевает принятие ответственности за содеянное, послабления и уступки обществу в виде реформ. Такой шаг для них неприемлем, поскольку создает большую неопределенность и повышает риски потери власти.

Также стоит помнить, что протесты в январе закончились приказом Токаева стрелять на поражение без предупреждения. Погибло много людей.

Теперь страх ответных действий со стороны общества — один из факторов, который влияет на решения Токаева. И он намного сильней рациональных доводов о необходимости примирения.

У Токаева есть необходимость не только обезопасить свое пребывание у власти, но и обеспечить свой безопасный уход. А это подразумевает сохранение контроля над политической системой, зачистку политического поля и снижение протестного потенциала общества, в том числе за счет репрессий. В этом отношении показательно, что даже политические предприниматели, не выступающие против Токаева, тоже получили недвусмысленные сигналы.

— Параллельно с участниками событий судят и осуждают также к реальным срокам военнослужащих, стрелявших по безоружным, сотрудников полиции, КНБ за пытки. Создается впечатление, что государство дает посыл, что вот оно – правосудие для всех, которого общество так долго требовало. На ваш взгляд, насколько достаточен это посыл, чтобы гражданское общество поверило в правосудие для всех? Да и посыл ли это вообще, или суды больше похожи на попытку списания всех грехов на стрелочников-исполнителей?

— Суды над военными, сотрудниками полиции и КНБ не имеют ничего общего с восстановлением справедливости. Это было сделано из-за волны возмущения в обществе фактами пыток и расстрела простых граждан, включая известное дело четырехлетней Айкоркем. Запрос на справедливость надо было как-то удовлетворять, особенно с учетом двух избирательных кампаний, в ходе которых были риски спонтанной мобилизация протестнонастроенной части общества.

Другой фактор – реакция международного сообщества. Даже при молчании посольств США и стран ЕС по событиям января Акорде надо было представить кейсы в поддержку заявлений Токаева о справедливом расследовании. Так что здесь только политический расчет, не более.

Если пройтись по всем делам, очевидно, что не было должного расследования, а суды во многих случаях проходили в закрытом формате. Из-за президентского контроля над полицией, прокуратурой и судами, в Казахстане нет институциональной базы для объективного расследования всех обстоятельств январских событий. Более того, пытки и насилие не были изолированным явлением, они применялись не отдельными полицейскими, а были свойственны всем регионам, где были массовые протесты и задержания протестующих.

Даже если допустить, что там присутствовали моменты злоупотреблений, масштабы говорят об их системном характере. Это указывает на карт-бланш со стороны политического руководства страны. Поэтому ни Токаев, ни исполнители в правоохранительных органах, армии и КНБ, на которых он опирается, не заинтересованы в открытом расследовании.

Про пытки в «застенках» силовых органов читайте по ссылкам ниже:

 

«Там было крови по колено». Рассказ о пытках в «застенках» КНБ

«Нас били прикладами, а друга убили». Рассказ Аскара Смагулова

«Тогда тебе хана!». Как на Адлета Мусина «шьют» дело за Кантар

Также мы видим, что в некоторых случаях полицейские получили сроки совсем незначительные и смогут восстановиться в должности после 3-4 лет запрета. В то время, как по делу о «захвате» аэропорта Алматы, без должного расследования и доказательств вины, обвиняемым дали от 4 до 8 лет лишения свободы.

Все репортажи с суда по делу о «захвате» аэропорта Алматы во время Кантар можно найти по ссылкам ниже:

 

Дело о захвате аэропорта Алматы: реальные сроки получили все

Дело по захвату аэропорта Алматы: прокурор просит от 5 до 11 лет

Дело о захвате аэропорта Алматы: начался допрос подсудимых

Дело о захвате аэропорта Алматы: свидетели никого не узнали

Дело о захвате аэропорта Алматы: комментарий адвоката

Суд по делу о захвате аэропорта Алматы: свидетели заявили о давлении

Дело по захвату аэропорта Алматы: свидетели путаются в показаниях

Дело о захвате аэропорта Алматы: «Мы не террористы, мы народ!»

Дело о захвате аэропорта. Потерпевшие никого не узнали

Дело о захвате аэропорта. Адвокат подала иск на Сенат

Дело о захвате аэропорта Алматы: предварительные слушания

— Между тем, нет худа без добра. «Благодаря» тому прессу, которому подверглись невиновные, в Казахстане появились новые гражданские активисты, которые пошли в правозащитники, выдвигались в депутаты на последних выборах. Как вы считаете, силен ли этот протестный потенциал для изменения общества в целом?

— То, что люди находят в себе силы для борьбы, — позитивный знак. Через репрессии режим пытается сломить общество и подавить наши позывы к борьбе, поэтому важно не сдаваться и находить новые формы сотрудничества и политического участия. Чем выше наша способность к мобилизации, тем больше у нас шансов на эффективные коллективные действия.

— Спасибо за интервью!

Пожалуйста, оставьте это поле пустым.